Размер:
A A A
Цвет: C C C
Изображения Вкл. Выкл.
Обычная версия сайта
Логин
Пароль
EN

Федеральный исследовательский центр 
«Красноярский научный центр
Сибирского отделения Российской академии наук»

 Федеральный исследовательский центр «Красноярский научный центр Сибирского отделения Российской академии наук»

Федеральный исследовательский центр 
«Красноярский научный центр
Сибирского отделения Российской академии наук»

Человеческий фактор: как минимизировать вред

23 декабря 2019 г. Институт леса им. В.Н. Сукачева СО РАН

Человеческий фактор: как минимизировать вред
В мире остаётся всё меньше участков леса, куда не ступала нога человека. Заготовка пробирается дальше и дальше в глубь тайги, отвоёвывая у природы очередной зелёный форпост. О том, как меняется лесная экосистема под воздействием антропогенных факторов и как защитить природу от варварского истребления, интернет-издание Лесной комплекс поговорили с доктором биологических наук, профессором, с 2007 года руководящим институтом леса им. В. Н. Сукачёва Александром Онучиным.

— Александр Александрович, как меняется российский лес под воздействием человека?

— В России хвойных лесов становится меньше: после вырубки их сменяют лиственные породы либо малоценные древесные кустарники. Лесные площади, занятые ценными спелыми хвойными лесами, сокращаются. Если посмотреть динамику лесного фонда в Соединённых Штатах, то там запасы древесины на землях лесного фонда растут, потому что лесное хозяйство там ведут на принципах расширенного воспроизводства: выращивают больше, чем вырубают.

Онучин АА.jpg

— Но у нас же тоже стали открывать лесопитомники. Судя по отчётам, «на бумаге» лесовосстановление ведётся очень активно.

— Да, сейчас появилась тенденция создавать культуры, посадки делают и так далее, но это по большому счёту мало что даёт в итоге. Большая часть этих культур гибнет, сгорает, приходится проводить посадки по нескольку раз на одном и том же месте.

Чтобы такого не происходило, нужно наладить систему устойчивого управления лесами. Что это означает? Сколько вырубили спелых и перестойных насаждений, столько же должно поступить из категории приспевающих. Необходимо сделать второй период учёта лесных культур. Это должно быть не в 8 или 10 лет, как у нас сейчас. Должно пройти 40–50 лет, чтобы деревья выросли, и тогда только древостой можно принимать на баланс.

Сейчас, на мой взгляд, расчётная лесосека считается неверно — без учёта экономической и транспортной доступности. Например, в Красноярском крае общая площадь лесного фонда — 150 млн гектаров и 11 млрд кубометров — запас. Расчётная лесосека — 93 млн кубометров. Из-за того, что расчётная лесосека раздута, идёт скрытый переруб, из-за чего появляется дефицит качественной древесины, и эта тенденция будет сохраняться. За 100 лет при таком подходе мы полностью используем все запасы древесины, не говоря о высокотоварной, дефицит которой ощущается уже сейчас. Что нас ожидает потом?

— С 1 июля разрешили сплошные санитарные рубки в водоохранной зоне. Раз уж взялись за них, наверное, это тоже свидетельствует о том, что леса осталось не так много?

— Вырубка водоохранных защитных полос, конечно, перебор. Если лезут в «водоохранку», понятно, что рубить негде — тут найдут любой предлог. Я согласен, что всё это неспроста делается.

Возможно, размер водоохранных полос нужно пересмотреть, чтобы она не была привязана к длине реки. Она должна зависеть от ситуации на прилегающих склонах. Если это протяжённый склон, откуда будет формироваться хороший сток, то и защитная полоса должна быть шире. Если водораздел находится вблизи водотока, нет смысла «водоохранку» делать 2 км — сток оттуда поступать вообще не будет.

Нужен разумный подход. Роль «водоохранки» — уменьшить поступление взвешенных частиц и так далее. Если вырубить леса в водоохранных зонах, лет через 15 лет будут серьёзные проблемы.

— Получается, люди рубят сук, на котором сидят?

— Образно говоря, те, кто рубит, могут улететь с этого сука на другой (заняться добычей полезных ископаемых и так далее). А вот кому он на голову упадёт или где будут сидеть другие, непонятно.

— Можно ли считать заготовку леса одним из главных антропогенных факторов?

— Да, вырубка наряду с лесными пожарами, возникающими по вине человека, — самые опасные антропогенные факторы воздействия на экосистему. К ним же относятся климатические изменения, если они связаны с деятельностью человека.

Ещё Вернадский сказал, что человек становится мощным геологическим фактором. Бедственным фактором. Он доминирует над остальной природой, и его деятельность серьёзно сказывается на всех экосистемах, поэтому его можно отнести к средообразующим или средоуничтожающим факторам.

— Второе скорее?

— Да. Человек трансформирует среду своего проживания, и это проблема. Там, где бездумно вырубают лес, происходит миграция животных и смена растительности.

Чтобы изменить ситуацию в лучшую сторону, нужен другой подход. Необходим переход к модели интенсивного использования и воспроизводства лесов. Интенсивное выращивание надо внедрять в лучших лесорастительных условиях. Если в среднем по России и по Сибири ежегодный прирост составляет 1,3–1,5 кубометра с гектара, то в лучших лесорастительных условиях он на порядок выше. Возьмём, к примеру, испытательный участок Института леса, где прирост — 10–15 кубометров с гектара. На удобренных участках результат ещё более впечатляющий. Учитывая это, можно сократить период выращивания древостоя на 20–30 лет.

Надо создавать «огороды» в лесу и потом «снимать урожай». Так, в южной тайге получать спелую древесину можно уже через 70–80 лет вместо 100 — большая разница. В то время как на Севере в естественных условиях сосна растёт 250 лет. Если там создавать культуры и проводить уход, срок созревания составит 220–230 лет — уже не столь существенное различие.

— На севере — вы имеете в виду Эвенкию?

— Да, Эвенкию, Среднее Приангарье, район Байкита — там лесорастительные условия гораздо хуже, чем в южной тайге. Конечно, на этих территориях нельзя совсем отказываться от лесовосстановления, но там себя оправдывает экстенсивная модель, когда лес сам себя восстанавливает: кроме тайги, там всё равно ничего расти не будет. Возможно, будет больше лиственных, меньше хвойных через смену пород, где-то кедр пойдёт под берёзой. Ландшафтное разнообразие может формироваться.

— Допустим, лесные плантации начнут создавать в лучших лесорастительных условиях, и отдача будет гораздо быстрее, но это всё равно не завтра. Российский бизнес привык к быстрой прибыли. Кто будет ждать 70 лет?

— Да, как правило, лесодобытчики отвечают, что им проще проложить дорогу в Эвенкии и уже через 7 лет вернуть свои вложения, да ещё и прибыль получить.

— Это потому, что у нас частной собственности на лес нет — хотя бы в каком-то объёме?

— Думаю, частная собственность не панацея. Предположим, у предпринимателя лес в частной собственности. А как у него «мозги заточены» — на получение прибыли или на выращивание насаждений? Он сначала лес вырубит, а затем продаст землю под строительство домов или под ещё что-то.

В Соединённых Штатах, например, государство выкупает некоторые лесные территории у собственников, чтобы организовать охрану и защиту насаждений. Частник на своей территории не всегда проводит все необходимые мероприятия, и очаги вредителей могут распространяться на соседние леса. Нередко между собственниками возникают конфликты, например, из-за упавшего с одного участка на другой дерева.  

— Если не частная собственность, что тогда необходимо лесной отрасли для развития?

— Понимаете, многое зависит от власти на местах. Я бывал на совещаниях, когда докладывали руководители лесных служб разных регионов. Докладывает министр лесного хозяйства, к примеру, Татарстана: «У нас построено столько-то заводов по глубокой переработке древесины, создано столько-то комплексов по выращиванию посадочного материала с закрытой корневой системой. На каждый рубль, который выделяет федерация на восстановление леса, мы добавляем 4 рубля из регионального бюджета».

Докладывает министр лесного хозяйства Красноярского края (на тот момент Елена Вавилова): «У нас в регионе принят такой-то закон…» И что? Питомников тогда не создавалось, предприятий по выращиванию не было. Сколько средств на лесовосстановление выделялось из федерального бюджета, было ли софинансирование из краевого — об этом она не говорила.

Участие в госпрограммах тоже зависит от возможностей регионального бюджета, а его наполнение — от того, как местное руководство отстаивает интересы территории перед федеральным центром.

Стратегию развития лесного комплекса каждый субъект РФ видит по-своему. Наглядный тому пример — размер попенной платы. Где-то он 100 рублей, где-то… 1 рубль. Мизерная цена. А сколько нужно государству вложить денег, чтобы за 100 лет вырастить кубометр древесины? Допустим, 15 рублей уйдёт на посадочный материал. Прибавьте обработку почвы — я не знаю, сколько это будет стоить — предположим, ещё 15 рублей. Прибавим затраты на уход за растущим лесом — около 40 рублей за один проход (исходя из нашей практики), а нужно раза два хотя бы — получается ещё 80 рублей. Плюс охрана, защита лесов, мониторинг от пожаров и так далее — это ещё 50 рублей как минимум. Если это всё сложить, получится 170 рублей — вот минимальные затраты на выращивание кубометра древесины. Откуда эти деньги взять? Логично было бы с попенной платы, но она слишком мала.

Сейчас попенная плата поступает в бюджет. Сколько из этой суммы идёт на лесовыращивание, я не знаю. Те средства, которые выделяют лесничествам, идут не только на выращивание леса, а ещё и на дороги и другие нужды.

— Но ведь и лесопромышленники тратят немалые деньги на лесовосстановление.

— Есть лесопользователи, добросовестно занимающиеся лесоводством: грамотно проводят уход, обеспечивают систему устойчивого управления лесами, они достойны уважения. А есть такие, что вырубили всё в округе и начинают кричать: «Наше предприятие 70 лет готовит древесину, градообразующее на Ангаре, мы всё вырубили, дайте нам в аренду ещё!» Тут возникает вопрос. Подождите, а где тот лес, что вы восстановили за эти 70 лет? Должен уже подрастать…

Это примерно то же самое, если бы нерадивый огородник, не ухаживающий за своим участком, предъявлял претензии, что у него почва истощилась, и требовал дать ему ещё один участок.

«Российские леса, — экологическая «продукция», текущая без пошлин через границу, и весь мир ей пользуется. Надо уметь торговать углеродными квотами на экспорт.»

— Как вы думаете, реально ли когда-нибудь России перейти к устойчивому управлению лесами?

— Это могло бы случиться в своё время, когда в конце 1980-х комитет по лесу возглавил Александр Сергеевич Исаев — бывший директор Института леса. Он начал планомерную работу, «подтянул» мощных специалистов из разных регионов. Но, к сожалению, через три года распался Советский Союз, и дело заглохло.

Думаю, во главе Рослесхоза должен стоять настоящий профессионал. Человек волевой, более-менее независимый, чтобы мог вести самостоятельную политику, а не в интересах тех или иных групп. Лес — это деньги. Понятно, что предприятиям проще, чтобы всё оставалось как есть, хотя все знают: есть воровство, есть коррупция. Бывшие силовики переходят работать лесниками, имея связи и преследуя определённый интерес.

В лесу должен быть хозяин, который его знает, любит, умеет выращивать деревья.

Опытные хозяйства нужно создавать, чтобы применять на практике различные методы и подходы. Где-то есть смысл сдавать в аренду леса, где-то нет. Во многих странах лесные участки не отдают в аренду. Лесники ухаживают за лесом, охраняют его. Когда они видят, что древостой созрел для заготовки, они выставляют его на торги и продают тому, кто предложил больше цену. После вырубки снова сами лесники занимаются лесовосстановлением — они это умеют.

Лесное хозяйство должно работать. У нас же государство сбросило полномочия на регионы или на арендаторов, а у них нет ни специалистов, ни техники.

— Сейчас много говорят об изменении Лесного кодекса? Это шанс исправить ситуацию?

— Изменение Лесного кодекса необходимо. Начнём с того, что сейчас нет понятия лесного хозяйства как такового. Как правильно отметил в своей статье мой коллега академик Александр Сергеевич Исаев, «лес оторван от земли». Хотя его ни в коем случае нельзя рассматривать отдельно от той природной среды, где он произрастает. Это не морковка, которую вырвал и продал.

Но всех проблем изменение главного лесного закона не решит. Это как в армии: устав везде один и тот же, а порядок в частях разный.

Наука готова помочь. У нас ещё пока остались такие специалисты, как Владимир Алексеевич Соколов, которые знают, как поменять Лесной кодекс, чтобы избежать противоречий, ошибочных действий, разрушающих лес и подрывающих лесное хозяйство, чего никак нельзя допускать.

Целевое назначение лесов может быть разным, но все они в первую очередь выполняют средообразующую функцию. Снижают скорость ветра, задерживают пыль, трансформируют осадки, регулируют сток вод. В одних условиях будут преобладать ресурсные функции для получения древесины. В других, если говорить, допустим, о городских лесах, это выполнение рекреационных, санитарно-гигиенических, эстетических функций.

Северные леса — это в первую очередь место проживания коренных малочисленных народов и среда обитания диких животных, которые составляют важный сектор в экономике местного населения, живущего охотой и рыбалкой. Там главная задача лесов — обеспечение биоразнообразия.

Очень важны для всего мира биосферные функции лесов. Кислород, который продуцируют российские леса, — экологическая «продукция», текущая без пошлин через границу, и весь мир ей пользуется. Надо уметь торговать углеродными квотами на экспорт.

— Раз уж мы заговорили о таких глобальных вещах, скажите, пожалуйста, как леса влияют на изменение климата?

— Вопрос по изменению климата — спорный. Одни учёные связывают его с космическими причинами, другие придерживаются парниковой теории. Моделей достоверных нет, хотя напрямую повышение температур чётко связано с увеличением выбросов. Будет ли продолжаться увеличение температур, если выбросы прекратить, мы не знаем — такой эксперимент никто не проводил. А может быть, несмотря на выбросы, нас ожидает похолодание, обусловленное космическими причинами, солнечной активностью.

Если принимать во внимание парниковую теорию, то уничтожение лесов будет негативно влиять на климат, способствовать потеплению. Если её игнорировать, то, наоборот, это изменения климата будут влиять на лес. Деревья и растения, которые не успевают адаптироваться, подвергаются деструкции, а те, что приспособились, функционируют в новых условиях. Сейчас, например, из-за климатических изменений усыхает пихта сибирская. В связи с потеплением типограф уссурийский расширил свой ареал с Дальнего Востока на Сибирь, а пихта не выработала защитных механизмов к этому вредителю.

Чтобы минимизировать вред, нужно вести грамотно лесное хозяйство. Знать о последствиях, чем чреваты те или иные действия, хозяйственные мероприятия или отсутствие таковых. Надо проводить рубки с наименьшим повреждением почв.

— Спасибо за интервью. Надеюсь, что отношение к лесу в России всё-таки станет более рациональным.


Источник: Леснойкомплекс.рф




Поделиться:



Наверх